Молчание слова: Путь Дюрера, пройденный с Иеронимом

Основу текста швейцарского богослова Ханса Урса фон Бальтазара (1905-1988) об образе св. Иеронима Стридонского, каким его понял и воплотил Альбрехт Дюрер, составляет лекция, прочитанная автором к 500-летию художника (Нюрнберг, 1971). Бальтазар с позиции христианского мыслителя и искусствоведа исследует, как эволюционирует у Дюрера восприятие жизненного и теологического подвига великого филолога, создателя канонического латинского текста Библии. Прослеживается исчерпывающий ряд работ мастера от самых ранних до шедевра "Святой Иероним в келье", относящегося к циклу "Мастерских гравюр"."О чём идёт речь? Разумеется, о фокусе духовного задания, совпавшем с фокусом гениальности Иеронима: о том, что? так привлекало в нём гуманистов и христианских филологов, а Дюрер полагал воплотить в зрительном образе". Указанное совпадение и гениальность "рыкающего льва" Иеронима, по Бальтазару, состояли в том, что этот мощный характер, обладающий необоримым темпераментом, адепт безошибочного высокого...Основу текста швейцарского богослова Ханса Урса фон Бальтазара (1905-1988) об образе св. Иеронима Стридонского, каким его понял и воплотил Альбрехт Дюрер, составляет лекция, прочитанная автором к 500-летию художника (Нюрнберг, 1971). Бальтазар с позиции христианского мыслителя и искусствоведа исследует, как эволюционирует у Дюрера восприятие жизненного и теологического подвига великого филолога, создателя канонического латинского текста Библии. Прослеживается исчерпывающий ряд работ мастера от самых ранних до шедевра "Святой Иероним в келье", относящегося к циклу "Мастерских гравюр"."О чём идёт речь? Разумеется, о фокусе духовного задания, совпавшем с фокусом гениальности Иеронима: о том, что? так привлекало в нём гуманистов и христианских филологов, а Дюрер полагал воплотить в зрительном образе". Указанное совпадение и гениальность "рыкающего льва" Иеронима, по Бальтазару, состояли в том, что этот мощный характер, обладающий необоримым темпераментом, адепт безошибочного высокого слова, смог в финале своей жизни - как и в финале дюреровской серии - кенотически раствориться в безмолвии, подчинившись "полнозвучному и громогласному Божественному слову", рождающемуся лишь в "очевидно вечном" молчании, для которого Дюрер нашёл уникальный зрительный образ.