Москва. Собрание русской живописи. Великие полотна

Альбом, посвящен Москве – сердцу нашей родины. В нем собраны живописные виды древнего города от XVII века до начала XX века. Известные и малоизвестные художники изображали Москву, как в период ее исторического расцвета, так и во времена, когда она перестала быть столицей Российского государства. На картинах художники отобразили не только всем знакомые городские пейзажи, сохранившиеся до наших дней, но и уникальные, ныне утраченные архитектурные ансамбли. Запечатлевали Москву, как русские художники, так и иностранные мастера. Представленные фрагменты картин дают уникальную возможность детально рассмотреть живописные полотна. Большие красивые репродукции сопровождают литературные описания Москвы из известных произведений М. Пыляева, М. Загоскина, М. Лермонтова, Н. Карамзина, В. Гиляровского и других.  Альбом будет интересен и исследователям русской старины, и истинным почитателям города Москвы. Первоначальная, деревянная Москва множество раз сгорала дотла – и быстро отстраивалась на пепелищах. Из столетия в столетие облик Москвы ускользает даже от самих горожан. На памяти любого поколения москвичей город исчезал в пламени по нескольку раз либо во время вражеских нашествий, либо по неосторожности его жителей. В огне пожаров, вероятно, гибли и рукописи, повествующие о судьбах Москвы, надо полагать, украшенные рисунками – городскими видами. Первые дошедшие до нас изображения великого города относятся к XVI веку. Грандиозный книжный памятник времен Ивана Грозного, «Лицевой летописный свод», рассказ о судьбах мира с момента его сотворения, среди шестнадцати тысяч своих миниатюр содержит множество акварелей с видами Москвы. Авторы «Свода» проводят мысль об особой роли «третьего Рима» – Москвы, во всемирной истории. Но, как и постройки «первого» и «второго Рима» (на Тибре и на берегах Босфора), московские стены и соборы – то деревянные, то каменные – нарисованы здесь одинаково условно. Так как никакой другой манеры, кроме условно-символической, русская живопись тогда не знала. На закате Московского царства иконописец Симон Ушаков пишет икону Богоматерь Владимирская. «Древо государства Московского». На иконе собиратель земель русских московский князь Иван Калита и митрополит Петр (он перенес кафедру митрополита из Владимира в Москву) поливают пышно разросшееся родословное древо московских государей. Оба державных мужа возвышаются на фоне Успенского собора над видимой со стороны Красной площади частью крепостной стены Московского Кремля. За действом наблюдают царь Алексей Михайлович и царица Мария Ильинична с малолетними царевичами Алексеем и Федором. Архитектурный пейзаж на иконе условен: Кремль «очищен» от многочисленных палат и храмов, а Успенский собор, чей фасад в действительности смотрит на Москву-реку, развернут на Красную площадь. Других «изобразителей» Москвы, кроме иконописцев и миниатюристов-иллюстраторов летописей, на Руси не было. Среди их современников, редких путешественников, побывавших в Московии, лишь немногие оставляли записки о путевых впечатлениях, а еще более редкие – делали зарисовки «экзотической» восточной окраины Европы. Предметами зарисовок становились сценки «диковинного» быта и виды русских городов, в первую очередь – Москвы. В числе «заморских гостей» был, например, немец Адам Олеарий, автор книги «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно», опубликованной в Шлезвиге в 1647 году. К ней прилагался альбом документальных рисунков, где, помимо прочего, были представлены картинки московской жизни, исполненные с бесстрастным любопытством стороннего наблюдателя. Заезжим иностранцам принадлежат также подробные – самые первые – карты и планы древней Москвы, словно увиденной с высоты птичьего полета. Их военное значение давно свелось к нулю, и мы рассматриваем ныне эти старинные листы как памятники истории и графического искусства. Среди многочисленных иностранных специалистов, призванных Петром I на русскую службу, были опытные рисовальщики и граверы. Царь, озабоченный тем, как воспринимается за рубежом реформируемая им Россия, поручал Пикарту, Бликланду и другим офортистам работу над пропагандистскими гравюрами – в том числе над панорамными видами строящегося Петербурга и готовой к отражению шведского вторжения Москвы. Как и Петербург, петровская Москва – это место, где празднуются триумфы русского оружия; Московский Кремль царским повелением укреплен и превращен в крепость, неприступную для войск беспокойного Карла XII. В задачу иностранным художникам и в эпоху Петра, и при его преемниках ставилась также подготовка русских живописцев европейского уровня. Так, итальянский декоратор Джузеппе Валериани обучил своему ремеслу Михаила Ивановича Махаева (1716–1770). Мастер «гравировально-ландкартного дела», Махаев стал одним из первых русских пейзажистов, автором, в том числе и московских видов, уверенно исполненных в западной манере. На протяжении XVIII века Москву рисуют преимущественно иностранцы – Петербургская академия художеств, открытая в 1763 году, в первые десятилетия своего существования, при малом числе и студентов, и преподавателей, даже не имеет класса пейзажной живописи. Одним из блистательных исключений стал великий зодчий Матвей Федорович Казаков, создатель не только здания Сената в Московском Кремле, Петровского дворца и ряда московских особняков и церквей, но и серии рисунков с памятниками московской старины. Однако судить о внешнем облике Москвы в век Екатерины II приходится ныне в основном по куда более многочисленным сентиментально-романтическим листам и картинам «приезжих» – Жерара Делабарта, Франческо Кампорези или Джакомо Кваренги, итальянского архитектора на русской службе, равного Михаилу Казакову по масштабу дарования. О фантастическом зрелище Москвы накануне наполеоновского нашествия и пожара, дают представление великолепные, напоенные ласковым солнцем, умиротворенные, при всем их многолюдстве, городские пейзажи академика Федора Яковлевича Алексеева (1753–1824), направленного Павлом I для «снятия видов» в древнюю столицу. В очередной раз восставшую, словно Феникс из пепла, послепожарную Москву 1820-х годов XIX века рисуют и пишут гораздо чаще, чем во все предыдущие века – к этому времени Россия уже обладает собственной, в том числе и пейзажной художественной школой, стоящей вровень с европейскими школами. В московских картинах ведущих русских пейзажистов второй четверти XIX столетия, как, например, в полотнах Максима Воробьева или братьев Чернецовых, взволнованность и благоговение перед памятниками столицы сочетаются с западной, воистину фотографической отчетливостью изображения. Впрочем, обойтись без поддержки иностранцев тем, кто занят «оптовыми» поставками видов Москвы на зарубежный и отечественный рынок, не удается. Интерес к русской истории, к ее московскому периоду, среди образованных классов империи велик как никогда. Огромным спросом среди так называемого простого народа пользуются изображения московских святынь – соборов и монастырей. Европа жаждет увидеть таинственную душу России – древнюю резиденцию царей, сердце загадочного «северного исполина». Соответственно, для создания нескольких серий литографий с московскими пейзажами оборотистые издатели Фельтен и Дациаро на рубеже 1840–1850-х годов привлекают группу русских и иностранных художников – Бенуа, Вивиена, Арну, Шарлеманя, Индейцева, Дитца и других. Свыше ста листов, изготовленных ими за короткое время, печатаются огромными по тем временам тиражами и, продаваясь «за недорого», расходятся по всей стране и за рубежом. Еще одно радикальное изменение своего облика Москва переживает в эпоху Великих реформ Александра II. Город перестраивается – над его панорамой главенствует сияющая свежей белизной громада еще не освященного (его освятят в 1883 году) храма Христа Спасителя. Каменные, с вкраплениями железных конструкций, торговые ряды со стеклянными потолками, окраинные краснокирпичные фабрики с дымными трубами, рабочие казармы и ночлежные дома – все это знаки новой, буржуазной Москвы. Живопись современников отражает эти перемены. Рубеж XIX–XX веков ознаменован очередной волной московских сносов и застроек: миллионный город с его купеческими особняками и общественными зданиями в стиле «модерн», а также с «небоскребами», как их всерьез называли тогда москвичи, – многоэтажными, в шесть-семь-восемь и более этажей, доходными домами – стремится обрести стандартные черты западноевропейской столицы. Пейзажисты, очевидцы перемен, пишут и это современное, и – как, например, Аполлинарий Васнецов, – с ностальгией воссозданные им на основе археологических изысканий виды деревянной и белокаменной столицы Московского царства. Последний – ХХ век (в этом он мало отличается от предыдущих эпох) уничтожил колоссальную часть исторической Москвы, и ни один из видов великого города не существует больше в том виде, в каком он представлен в этом альбоме – многие из них не существуют вообще. Над картинами, расположенными здесь, насколько это было возможно, в порядке очередности их создания, работали неравноценные мастера. Но и признанных гениев, и безымянных дилетантов роднит любовь к главному городу России. Художникам на страницах альбома вторят их современники-писатели или знатоки старой Москвы. Литературные параллели, будь то фрагменты из произведений великих мастеров слова, а также пейзажные зарисовки из давно забытых беллетристических сочинений, документально точные свидетельства мемуаристов и голоса историков позволяют увидеть московские картины в новом, часто неожиданном свете.